Недавно, совершая паломничество в один из мужских монастырей нашего православного Отечества, услышал я от иноков обители удивительную историю. Произошла она по времени после XVII века, но точное время произошедшего осталось втайне. Не имея должного опыта в написании литературных текстов, я все-таки решился описать эту замечательную историю, так как мною она была услышана.
В одном общежительном монастыре в день воспоминания Великих и Спасительных Страстей Господа нашего Иисуса Христа, совершалось уставное Богослужение утрени с чтением 12-ти страстных Евангелий и пением специальных, ради этого дня, антифонов. После шестопсалмия и пения тропарей, братия обители затеплила свечи, как бы вступая в глубокую тьму Гефсиманской ночи, молитвенно сопереживая Евангельскому благовестию. Убеленный сединами, благочестивый игумен монастыря приступил к чтению первого Страстного Евангелия. «Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем…» После первого Евангелия зазвучал голос канонарха, предваряющий пение первого Страстного антифона. Хор братии поддержал тональность канонарха, и храм огласился смиренным монашеским пением.
Согласно церковному уставу, в этот день, каждый Страстной антифон должно пропевать дважды. Но в этом монастыре, игумен обители, памятую об усталости иноков в дни Великого Поста, дозволял петь братии по одному антифону, без повторений.
Знал об этой традиции и опытный канонарх, но почему-то, в нарушении сложившегося правила, после прочтения очередного Страстного Евангелия, удлинял и без того продолжительную службу пением с повторением антифонов. Конечно-же не мог этого не заметить и отец наместник, но дабы не смутить братию своим обращением к канонарху, стоя в игуменской стасидии, смиренно молился не выказывая никого недоумения. После окончания службы, получив благословение игумена, братия монастыря, освящая ночную мглу светом свечей и горящих духовным пламенем иноческих сердец, перешла из церкви в свои кельи для непродолжительного отдыха. Канонарх же, подготавливая Богослужебные книги для следующей службы подошел за благословением к отцу наместнику последним. Строго взглянув на канонарха игумен монастыря потребовал от него объяснений. Но потупив глаза, канонарх смиренно взывал к своему авве: — «Простите и благословите…» Не получив, от своего канонарха надлежащего ответа, игумен, дабы пристыдить своего нерадивого монаха, схватил его за ворот рясы и несильно потянул на себя. Ряса у канонарха была в многочисленных заплатах и ветхости необычайной, посему, даже от несильного прикосновения к ней руки игумена, раздралась надвое; сверху до низу…
Оказавшись в разорванной рясе, которую теперь было невозможно починить, канонарх направился к своей келье, с одной стороны, с плачем и досадой: — «Любимого авву, я оскорбил», но с другой стороны, твердо понимая, что поступить иначе он не мог.
Во всеобщей радости духовной, причастившись Святых Христовых Таин, с благодарением Богу за все Его Великие благодеяния, встретила братия обители Светлое Христово Воскресение. Но к великому несчастью в День Пасхального Торжества, утром, после службы, в монастырь ворвалась банда разбойников. Наученные от диавола духом вражды к роду христианскому, омраченные нижайшими страстьми человеческими, они все крушили на своем пути. Некоторых иноков обители пытавшихся их остановить они посекли длинными разбойничьими мечами. И только когда вся братия монастыря дала яростный отпор грабителям, ведомые падшими духами злобы поднебесной, разбойники, трусливо бежали из пределов обители.
К величайшему прискорбию в день Пасхи Христовой, несколько иноков монастыря, от ран полученных обоюдоострыми мечами святотатцев, отошли от временного бытия в вечность. Подобно монахам Давидо-Гареджийского монастыря в Грузии в 1615 году, они также закончили дни своего земного бытия в день Светлого Воскресения Христова.
На третий день по Пасхе, во вторник Светлой Седмицы, в день памяти преподобномучеников Давидо-Гареджийских, после торжественного чина отпевания монашеского, тела проливших за Христа мученическую кровь иноков обители предали земле. После погребения отец игумен монастыря, который излил множество слез о своих погибших воинах Христовых, подошел к канонарху и земно ему поклонился. Осмыслил седовласый старец, что прозорливый канонарх, повторяя по дважды антифоны в Великую Пятницу, не только Господа нашего Иисуса Христа готовил к молитвенному погребению, но и всечестных отцов обители, которым предстояло сложить свои главы в славный День Победы Жизни над смертью. После земного поклона наместник монастыря снял с себя игуменскую рясу и облачил в неё канонарха. Братия обители долго недоумевала, что сие значит. Но спустя несколько лет, прозорливость игумена прояснилась. Канонарха, который к тому времени достиг духовной зрелости, правящий епископ той области, назначил игуменом одного отдаленного монастыря. Монастырь этот, уже много лет пребывал в запустении, в нем уже более ста лет не совершалась Божественная Евхаристия.
Спустя совсем немного времени, многие, желая жития иноческого, приходили в этот монастырь, обретая в нем надежду на спасение своей бессмертной души. Бывший канонарх приложив труды телесные по восстановлению обители, а также труды молитвенные ведущие к высотам Богопознания, прожил до глубокой старости и упокоился на сто четвертом году жизни.
Непреложным, даже до сего дня в этом монастыре осталась богослужебная память, о повторении страстных антифонов утрени Великой Пятницы, что согласно с каноническим уставом нашей Матери-Церкви.
Паломник протоиерей Алексий Чекмарев.
14 октября 2021 года.